Это была не «Чайка», а «Любовь с видом на озеро», и не комедия, а сцены любви, однако на афише автором значился А. Чехов без оговорки «по мотивам». И это был весомый аргумент в пользу предстоящего спектакля. Тем не менее, ощущение очередного режиссерского эксперимента не покидало. Так и случилось. Пьесе изменили не только название и жанр, «поработали» и с текстом: во-первых, убрали «лишних» действующих лиц (как работника Якова, повара и горничную, так и Сорина заодно с Шамраевым), во-вторых, сократили текст, местами перераспределили реплики (Сорин и Шамраев всё-таки у А. Чехова не немые), местами изменили их порядок.
Режиссёрская логика поддавалась разгадке с трудом. Если не «Чайка», а «Любовь…», возможно, руководствовались известным чеховским комментарием из письма А. Суворину (21.10.1895): «Комедия, три женских роли, шесть мужских, четыре акта, пейзаж (вид на озеро); много разговоров о литературе, мало действия, пять пудов любви»? Однако предупредили же, что это не комедия, а из шести мужских ролей оставили всего четыре (Треплев, Тригорин, Медведенко, Дорн). Квест какой-то! Акунинский? Оставалось довольствовать чеховским пейзажем (не просто вид на озеро, а буквальная материализация озера, чтобы доказать его взаправдушность, герои время от времени плескались в нём, Тригорин даже имитировал рыбалку с настоящей удочкой и поплавком, правда, к разочарованию зрителей, так ничего и не поймал). Сначала может показаться, что поднятые в чеховской «Чайке» вопросы искусства в этой постановке второстепенны, что главное – любовь, как и обещано афишей, «с видом на озеро». И тут уж впору было бы накануне спектакля, подобно Аркадиной перед Костиной премьерой, обменятся репликами не из Шекспира, а из Чехова: «Т р е п л е в. Так вот пусть изобразят нам это <…>. А р к а д и н а. Пусть».
Итак, Маша и Медведенко, возвращаясь с прогулки, неожиданно для зрителей появлялись из зрительного зала. Маша, как и положено чеховской Маше, в чёрном. Однако первая фраза относилась не к ней, а к предстоящему спектаклю (Костиному ли, или начавшемуся – загадка): «Скоро начнётся спектакль». Это размывание, стирание граней между сценой и зрительным залом продолжит сам Константин, появившийся также из зрительного зала, но без Сорина. Его рассуждения о современном театре прервут рингтоны мобильных телефонов и внесценический голос, предлагающий зрителям эти телефоны отключить. Зрители машинально поспешили выполнить прозвучавшую просьбу. Так, согласно нехитрой режиссёрской уловке, оставаясь зрителями, мы всё же стали действующими лицами этого спектакля, подобно зрителям треплевского спектакля – они смотрят спектакль, мы смотрим на них. Кстати, в данной постановке Константин единственный из присутствующих на сцене внимательно слушает монолог Нины-Мировой души, взгляды всех остальных направлены в зрительный зал. Такое неординарное режиссёрское решение вовлекает зрителя в театральную иллюзию.
Из-за отсутствия Сорина реплики про воющую собаку, которую надо отвязать, не будет. Однако воющая собака за сценой осталась. Адресатами же реплик Кости вместо Сорина станут опять-таки зрители. Он будет внимательно всматриваться в лица сидящих и обращаться к каждому. И только появившаяся Нина переключит на себя всё внимание Треплева. Признание в любви, поцелуй – одна из обещанных сцен любви с видом на озеро, дальше будет больше, особенно пикантным станет объяснение Аркадиной и Тригорина.
История отношений Полины Андреевны и Дорна в отсутствие Шамраева, мужа Полины Андреевны, конечно, остаётся недосказанной. Несмотря на то, что в чеховской «Чайке» отношения супругов Шамраевых большей частью внесценичны, они оттеняют другую супружескую пару – Машу и Медведенка. Зрители наблюдают всё тот же жизненный парадокс – «мы любим тех, кто нас не любит», жёны недооценивают собственных мужей (как не вспомнить чеховскую «Попрыгунью» или… свою собственную историю). Кстати, учитель Медведенко в данной постановке не просто импозантен, но очень современен. В самом начале он появляется в костюме, напоминающем костюм жениха, с бутоньеркой в кармане и делает Маше предложение без слов, став на колено и протянув заветную для каждой девушки коробочку с кольцом. Маша даже будет примерять это кольцо, рассуждая о своих несчастьях. Таким образом, пресловутую чеховскую табакерку заменяет коробочка с кольцом. Однако кульминацией их сценических отношений в данном спектакле станет эпизод, когда уже муж Медведенко, устав уговаривать Машу вернуться к ребёнку, снимет ремень и замахнётся на супругу. Маша впервые по-настоящему испугается такой его любви.
Удачей данного спектакля, кроме, конечно, актёрской игры, являются костюмы. Вначале это традиционные, или почти традиционные, для рубежа веков одежды. Маша, конечно, в чёрном, хотя не в платье и не в юбке, а в юбке-брюках. Однако на следующее утро после спектакля молодящаяся Аркадина не выходит на сцену, а… выпрыгивает на скакалке. Пресловутое «Кто из нас моложавее?» она демонстрирует не только скаканьем, качанием гантелей, что так созвучно современным молодящимся женщинам за сорок, но и нарядом – её платье не просто выше колен, оно вызывающе обтягивает фигуру, что несовместимо ни с возрастом, ни с социальным положением, ни с модой того времени. Того времени – нет, нашего – почему бы и нет. Возможно, поэтому зрительный зал не очень был обескуражен. Под стать наряду Аркадиной короткое обтягивающее платье Нины с огромным белым воланом, напоминающим крыло. Им не уступает и Полина Андреевна. Женщины полностью забыли о рамках приличий, и в одежде в том числе. Маша, кстати, в этой сцене одета пристойней остальных, хотя и не в чёрном. В финальной сцене перед убийством Константина, благодаря костюмам, действующие лица будут напоминать пришельцев из будущего. Возможно, таким образом режиссёр обозначил вневременность чеховских сюжетов и мотивов.
Относясь изначально к чеховскому тексту без особого пиетета, автор сценария «подправил» и финал. После слов о самоубийстве Константина, согласно первоисточнику, должен быть дан занавес. В данной постановке звучит колыбельная, Аркадину уводят только тогда, когда ей становится дурно, – она устремила взгляд за сцену и увидела страшную картину собственными глазами. Плохо становится и Маше – её тоже уводят. Но и это не конец. Появляется Нина, прежняя Нина, она бродит по сцене, повторяя начало монолога Мировой души: «Люди, львы, орлы и куропатки…». Временами кажется, что она произносит: «Люди ль вы?». В результате на сцене вновь появляются все персонажи (в том числе и Константин) в светлых одеждах. Над озером – дождь, туман. И все замирают группами: Маша и Медведенко, отдельно – Костя, Нина, Тригорин, дальше – Аркадина, Дорн, Полина Андреевна, «словом, все жизни, все жизни, все жизни, свершив печальный круг, угасли…».
В театре «Новая сцена» «Любовь с видом на озеро», как обозначено в афише, А. Чехова идёт в окружении таких комедий, как «Мужчины на грани нервного срыва», «Девичник. Осторожно, женщины!» М. Мюллюахо, «Укрощение Сьюзен» У. Рассела, «Яблочный вор» К. Драгунской. «Не поверив» тому, что «Чайка» комедия, руководитель театра Н. Осипов создал постановку полемичную и неоднозначную, однако отчаянно защищающую мир обыкновенных человеческих чувств.
